Валерий Гусев - Часы с лягушкой
Так и случилось.
– Оболенские! – весело послышалось за калиткой.
И над ней появился мрачный Гоша. За ним – соломенная шляпа. А потом всплыло и круглое сияющее краснощекое лицо тети Зины.
– Мы к вам. Всем семейством. – Небогатое семейство. – Гоша боится оставаться дома без меня.
Гоша, по-моему, ничего не боится. Пока тетя Зина шла по дорожке от калитки, он деловито теребил на ее шляпе красные ягодки.
Мама опять очень обрадовалась тете Зине и на всякий случай спросила:
– Ты насовсем, Зин?
– Не надейся, подруга. На две ночевки.
Она так плюхнулась на скамейку под окном, что мы даже испугались. За скамейку, конечно, не за тетю Зину. Этой скамейке уже лет сто, и она сама-то по себе еле держится на своих гнилых ножках.
Тетя Зина сняла шляпу вместе с Гошей и положила на столик. Тут же жадная до чужого Клара попыталась тоже потрепать ягодки.
– Отвали! – буркнул Гоша мужским басом.
Клара в панике взвилась в вышину и уселась на самом верху березы. И взялась было ругаться карканьем. Но Гоша только взглянул на нее, и она замолкла, даже постаралась сунуть голову под крыло.
– Кавалер! – похвалила тетя Зина Гошу. – В обиду хозяйку не даст.
Кавалер отщипнул очередную вишенку, сбросил ее на землю и проводил внимательным взглядом круглых и довольно глупых глаз.
В середине дня опять зашел сонный участковый Степаныч. Что-то зачастил он к нам. Скучно ему, что ли?
– Заходите, – сказала мама. – Соскучились?
– Работа такая, участок обхожу. Глаз да глаз нужен. Где чайку попью, где побеседую. Как у вас? Все спокойно?
Его сонные глаза имели особенность – они все замечали.
– Это кто же, хозяюшка, так неаккуратно вам огород потоптал?
– Да вот проказница, – мама указала на Клару, которая со своего дерева вовсю смотрела и слушала.
– Ага, – сказал Алешка, – ей витамины нужны.
– Рогатка ей хорошая нужна! – Мама всерьез сердилась. – Повадилась рассаду щипать.
Степаныч пригляделся острыми глазками:
– Ишь, хороша у вас ворона, в сапогах по огороду гуляет.
– В чьих сапогах? – удивилась мама. – В Лешкиных, что ли? Алексей!..
Но Степаныч ее перебил:
– Размер сапога, хозяйка, не тот. Покрупнее будет. – Он наклонился, рассматривая большие и глубокие следы на мягкой земле.
Мы с Алешкой переглянулись. Я посмотрел на него вопросительно, он на меня – отрицательно. Мол, я Кларе свои сапоги не давал. А ты, Дим?
Пока Степаныч с мамой обсуждали проблему современных детей, ворон и резиновых сапог большого размера, мы по этим следам прошли до самого нашего фургона. Следы закончились под самым окном – две глубокие вмятины. Такое впечатление, будто кто-то здесь долго стоял и заглядывал в окно. Я подумал: разглядеть он ничего не мог – на окнах плотные шторы, значит, стоял и слушал. Слушал, о чем мы разговариваем. А зачем? А затем, чтобы что-то узнать. А что? Где мы прячем золото и брильянты? Нигде не прячем. Потому что у нас их нет. И никогда не будет. Значит, он хотел узнать какую-то тайну. Но и тайн у нас особых нет. Кроме одной. Но он ее фиг узнает.
– Дим, – шепнул Алешка, – а давай узнаем, куда он ушел.
Логично. Мы взяли след от нашего окна и пошли по нему к нашей калитке. След был заметный – комки влажной почвы и ошметки глины. До самой калитки. А потом все, следы закончились. И тут же, где они закончились, стоял в задумчивости (или в полусне) участковый Степаныч. И смотрел на стройку напротив. И что-то бормотал сам себе. Мы услышали только одно: «Строят, строят, а этажи не растут».
Потом он перешел через дорогу, и к нему вышел строитель Вася. Они о чем-то поговорили и разошлись.
Мне все это не понравилось. Вокруг нашего драного фургона что-то такое заплеталось – вроде загадочных тайн вокруг таинственного замка.
Вечер уже так сгустился, что за окном стало совсем темно. Оживились лягушки, застрекотали кузнечики, обнаглели комары. Шебуршила в своем гнезде Клара, устраиваясь поудобнее на своей добыче.
Небо было чистое, все в звездах. И тишина была, такая настоящая деревенская. Изредка в Пеньках взлаивала спросонок собака, стучало ведро, запоздало падая в колодец, раньше времени прокричал чей-то петух.
– Пошли домой, – зевнула тетя Зина. – Петух – он кукаречит неспроста. Он нечистую силу чует.
– И чем это он чует? – спросил Алешка. – Носом, что ли?
– Сердцем, – шепнула тетя Зина и встала. – У нас с Гошей завтра утренний дилижанс, я пошла спать.
Не хотелось уходить, очень хороший был вечер, но мы тоже поднялись. Чтобы тетя Зина не проспала свой утренний дилижанс. Но самовар на столе был все еще горячий, и мы решили выпить еще по чашке чая.
Мама отдернула шторку и мечтательно вздохнула:
– Какая светлая луна!
И вдруг перед мамой исчезла светлая луна и появилась чужая рожа. Мама ахнула и отшатнулась. И мы все замерли от страха. Только один Гоша не растерялся.
– Отвали! – гаркнул он густым мужским басом на всю окружающую природу.
За окном послышался треск, возглас и топот удаляющихся ног. Я не успел даже ахнуть, как Алешка выскочил за дверь. Я – за ним. Но он уже возвращался от калитки.
– Вот гад! – сказал он, отдуваясь. – Удрал! И скамейку нашу сломал.
Я подумал: хорошо, что эту шаткую скамейку сломал кто-то чужой, а не кто-то из нас. Рано или поздно это должно было случиться.
Когда мы вернулись в дом, тетя Зина сказала:
– Молодец, Гоша. А ведь это все Алешка подстроил.
– Ага, – сознался Алешка. – Сто пудов. Это дядя Юра свой мобильник ищет.
А я понял – они так разом сговорились, чтобы мама не волновалась.
А я волновался. Я лишний раз убедился, что мы все еще находимся под наблюдением. Кто-то зачем-то постоянно следит за нами.
Глава X
Золотой ключик
Мама вдруг решила постирать толстые шторы, которые висели на окнах нашего фургона. Тратить на них стиральный порошок ей не хотелось, и она послала Лешку в магазин за хозяйственным мылом:
– Я его на терке построгаю, замочу – и будет прекрасное моющее средство! Жесть?
Алешка деликатно промолчал и пошел в магазин. И вернулся из него сильно задумчивым. Я даже забеспокоился. Я знал из нашего семейного опыта – если Алешка глубоко задумался, значит, вскоре либо все мы под его команду забегаем, либо случится что-то необычное.
И еще мне показалось странным, что он перевыполнил задание – вместо одного куска принес два. Один отдал маме, а другой втихаря заныкал. Мыться, что ли, собрался? Да я бы этим мылом даже медведя после зимней спячки не стал бы отмывать – больно оно несимпатичное. Брусочек какой-то коричневый, с терпким запахом. Да еще и липкое.
Потом он уселся на крыльце с какой-то дощечкой и начал ее ковырять ножом. Пыхтел, сопел, ворчал, но остался доволен и показал мне:
– Дим, скажи, клёво срослось?
Не знаю, что у него там срослось. Вырезал что-то похожее на буквы, но как-то наоборот. Я даже слово не смог разобрать.
– Не понял? – Алешка хитренько усмехнулся. – Кому надо – сразу поймет. Мало не покажется.
Потом он вышросил у меня две пальчиковые батарейки и скрылся на чердаке.
Определенно что-то назревает…
После обеда мы натаскали маме воды на стирку и получили полную свободу на все четыре стороны.
– Мы пошли, мам, – сказал Алешка, – подвиг совершать.
– Флаг вам в руки, – отозвалась мама.
Вместо флага Алешка захватил зачем-то тети Зинину «гостевую» сумку, в которой что-то негромко бренчало. На мой вопрос «что?» Алешка убедительно ответил:
– Не скажу. А то ты спорить начнешь. Я тебя знаю: этого не делай, то нельзя, туда не ходи… Все узнаешь в свое время. Когда поздно будет.
Ни фига заявочка! Впрочем, я к этим фокусам уже привык и настаивать не стал. Все узнаю, когда поздно будет.
Совершать подвиг мы пришли заранее. Подвиг ведь тоже надо подготовить. Но подготовка оказалась довольно странной. Алешка разбудил деда Акимыча и сказал:
– Одно дело есть. На штуку баксов. Сделаем?
– А то! Давай указания.
– Вы коров на водопой гоняете?
– А как же! Аккурат вовремя. Тут на краю леска бочажок есть. Вода чистая, подход удобный. Чего надо-то?
– Я как свистну, вы и поднимайте свое войско. Вот чтобы коровы вдоль этого фундамента прошли.
– Проще не бывает. Мы энтим путем завсегда и ходим.
– А Акимыч с вами?
– Федька-то? А как же! В том бочажке и ему отрада: лягушни этой – обожрись.
Ничего я не понял, но знал: просто так Алешка ничего не затевает. Он и меня озадачил:
– Дим, когда этот Шмальц…
– Шульц.
– А то я не знаю! Когда он в стаде заблудится, ты стань прямо перед ним и мозги ему пудри, ладно?
– А как?
– Придумай. А то я уже столько придумал, что даже устал. Все, по машинам, господа офицеры, – Шмульц едет.
